Откуда взялся Майдан, вот в чем вопрос. Майдан – это не демонстрация. Это что-то более сложное: уникальный общественный институт. Его нет у поляков, российских, венгров или французов, а у украинцев он имеется.
Откуда они его забрали? Это загадка.
На путь к ее разрешению выводит нас Стефан Братковский (Stefan Bratkowski) в изданной несколько лет вспять книжке Атлантида так близко, к которой стоит обратиться потому на данный момент – в момент схваток за форму российского мира, за размер сферы воздействия Москвы. Еще не так давно эти местности назвали в Русской Федерации ближним зарубежьем, чтоб не пугать соседей термином, чьи корешки уходят в XV и XVI век, когда царствуй Иван III Жёсткий (как его принято называть в Польше, – прим.пер.) и Иван IV Суровый собирали российские земли, насильным способом ликвидируя независимость княжеств и регионов.
На данный момент Москва закончила хлопотать о наружном эффекте, так что глава верхней палаты российского парламента Сергей Миронов (так в тексте, прим. пер.) сумел прямо сослаться на ту эру, говоря, что аннексия Крыма – это начало нового собирания земель. Вопрос только, какое прозвище дадут потомки сегодняшнему царю – Путину: Жёсткий или Суровый?
Братковский увлеченно и с нескрываемым экстазом обрисовывает судьбу практически позабытого государственного образования, каким был Великий Новгород – могучего княжества-республики, первого российского страны, которое в момент пика собственного развития в XIV и XV столетиях простиралось от Балтийского моря через Урал до Западной Сибири. Оно было богатым, демократическим и просвещенным: в XII- XIII веке грамотность была в том месте повсеместной. богатства и Цивилизация торговли, свободная республика, вычеркнутая из памяти великороссов, – пишет о нем Братковский. И додаёт: Аксиомой той эпохи истории Руси было общее сознание избираемости власти.
***
За последнее десятилетие многомилионные толпы украинцев два раза выходили на главную площадь столицы, чтоб поменять движение истории. Сначала осенью две тыщи четыре года, когда власть фальсифицировала итог выборов президента, а позднее – спустя девять лет, когда она отвернулась от Запада и заявила о сближении с Москвой. И в том и другом случае возмущенные жители оспорили решения управления страны.
На 1-ый взор, в этом нет ничего особенного. В истории имеется огромное количество примеров массовых общественных мятежей, когда граждане оказывали сопротивление воздействиям и заставляли их поменять политическую линию или даже свергали. Но в украинских народных подъемах имеется что-то неповторимое, украинский фирменный знак.
Как будто бы над их организацией витает некий genius loci, покровительствующий массовым акциям в Киеве. Или, быстрее, genius populi – дух украинского народа.
Потому что Майдан, не глядя на то, что он проходил в столице, был общенациональным. В том направлении стекались толпы добровольцев со всей страны: от Донбасса до Львова. Они приезжали на поездах, автобусах, личных машинах.
Рабочие, студенты, госслужащие, учителя, домохозяйки, предприниматели. Они прибывали из самых отдаленных уголков Украины, чтоб подняться на главной площади столицы и обсудить в том месте будущее страны.
Именно поэтому: подняться.
Почти всегда митингующие прогуливаются: устраивают шествия, маршируют стройными колоннами, не помещаются на тротуарах, занимают проезжую часть, топчут газоны и идут вперед. Они движутся по основным артериям городка, оживлённым перекрёсткам и центральным площадям, чтоб как может быть больше сторонних имело возможность увидеть демонстрацию. Потому исходя из этого в то время как Александр Лукашенко пришел к власти, но не имел еще довольно наглости и сил запретить своим оппонентам выходить на демонстрации, он изгнал их из центра Минска на окраины.
Процессии почти всегда направляются к правительственным строениям, к ядру тьмы, чтоб изгнать затаившееся в том месте зло: пускай они нас увидят, пускай ужаснутся и начнут делать российские требования.
А если не начнут, мы отправимся на их комитеты и сожжем их. На Бастилию – и уничтожим ее. На парламент, на дом правительства, на строения радио и телевидения – и захватим их.
Люд устраивал марши испокон веков: жители Парижа во 2-ой половине 80-ых годов восемнадцатого века, петербургские пролетарии в 1905, будапештцы в 1956, поляки – бессчетное количество раз, например, в одна тыща девятьсот 50 6 и 1970.
Не глядя на то, что у поляков была и личная новенькая мысль: в одна тыща девятьсот восемьдесят они открыли, что может быть спрятаться за стенами фабрик и вынудить власть пойти на уступки, устроив стачку. Без маршей, не выходя под дубинки и пули.
Это было большущее открытие, не глядя на то, что его внедрение ограничивалось коммунистическим миром финиша XX века. Бастовать против власти может быть только тогда, когда она в один миг выступает обладателем и работодателем предприятия.
Если б у народа ПНР был свободный выбор, он бы предпочел маршировать: например, семнадцать декабря одна тыща девятьсот восемьдесят один года. Солидарность запланировала на тот денек большенную антиправительственную демонстрацию.
Замыслам не судьба было реализоваться, так как 4-мя деньками ранее власти ввели положение. Его создатели позже растолковывали, что были обязаны это сделать, чтоб не допустить проведения заявленной демонстрации.Майдан ни в коем случае не прогуливается маршем. Он стоит на месте, как гор, и не расползается даже тогда, когда из окон и с крыш раздаются выстрелы; в то время как льется кровь, а убитые падают на мостовую.
Он вначале готов к длительному существованию: для этого организуется целая инфраструктура: места для сна, кухни, уборные, сцены с усилителями для речей, выступлений и дебатов артистов. Создаются работы, поддерживающие порядок.
Майдан не вожделеет расходиться даже в то время как он уже одолевает : Порошенко, Яценюку и Кличко было необходимо приложить много упрочнений, чтоб уговорить его обитателей по прошествии многих недель в конце концов вызволить центр столицы. Идите к для себя, уже не за что здесь находиться, так как мы одолели.
Но они вожделели продолжать глядеть за тем, чтоб власть выполнила собственные обещания.
***
В столичной Руси власть, исходящая от людей, – это что-то немыслимое. Власть, которая не правит, а помогает, а вдруг делает это не отлично, то люди ее меняют.
Но в Новгороде не князь обладал подданными и городом, и не духовная власть обладала своими овечками. Напротив, город, Господин Великий Новгород (такой титул официально ему возлагал надежды) назначал собственных светских и духовных сановников.
Братковский пишет: Новгородцы занимались предназначением на все церковные должности: они выбирали посреди кандидатов тех, кого вычисляли неплохими вверения им религиозных обязательств. (…) Высшей властью в Величавом Новгороде были не посадники, также не владыка, возглавляющий совет старейшин. Решал "целый Новгород", другими словами Вече.
На данный момент мы сказали бы Майдан. направляться ли находить его дальние корешки в средневековом Новгороде? Кидающееся в глаза сходство меж украинским штатским сбором и новгородским вече разрешает разгадать загадку, по какой причине Майдан стоит. По какой причине он не движется в марше на правительственные строения.
Он сам есть властью, сувереном. Вече-Майдан планирует не чтоб кому-то что-то показать, а чтоб принять решения и воплотить их в судьбу.
Это не воззвание людей к власти, а глас людей, которые реализовывают эту власть. Какие загадочные гены сохранили это код с многолетний историей и сделали возможным его общее проявление на данный момент? Вот это – реальная загадка.
На заре истории было родство меж Киевской Русью, отдаленной наследницей которой стала современная Украина, и Величавым Новгородом.
Выше тыщи годов назад. Но с тех пор случилось достаточно много чего: царское самодержавие, мировые войны, большевистская революция, коммунистический тоталитаризм, спровоцированный Сталиным голод, убивший миллионы украинцев, и большенные очистки, жертвой которых пали украинские элиты. Имело возможность бы показаться, что это перезагрузит украинскую коллективную память, связанную с Русью, сотрет ее дочиста, стёрши с лица земли записи многолетний давности.
Обрисовывая новгородскую Атлантиду, Братковский обратился к работам археологов, описал свидетельства прошедшего, вышедшие на свет божий из-под земли.
1-ый вариант книжки создавался еще в двадцатом веке, так что создатель не имел способности знать, что самый ответственный артефакт обнаружится во всей собственной наготе сначала последующего столетия в виде до сего времени живого института вече-суверена, что каким-то расчудесным образом сохранился в коллективной памяти.
***
Финиш демократичного, броского и обеспеченного Величавого Новгорода, убитого столичным самодержавием, был страшен. Передадим слово Братковскому, что обрисовывает действия одна тыща 500 70 года: Правитель вышел к своим людям и подал им знак.
На сгрудившуюся массу бросились опричники с палками. Они трудились длительно: лопались черепа, разлетались мозги, пока трупы всех собравшихся не покрыли снег. Но им, элите Величавого Новгорода, и без того досталась легкая погибель: 5 последующих недель опричники купались в крови новгородцев, подвергая их свирепым мукам, а позднее топя подо льдом в прорубях – парней, дам, малышей, малышей, чтоб не выжил никто, кто бы имел возможность рассказать о Величавом Новгороде. Должна была погибнуть вся республика.
С того кровопролития прошло чуток больше 4 веков. Господин Великий Новгород, в каком вече было сувереном, был стерт из памяти поколений.
Но в то время как колокола и сирены на башнях, крышах и в человеческих сердцах начинают вопить и лупить в набат, украинцы, повинуясь инстинкту, собираются на главной площади. Они не идут маршем, а стоят на месте и внемлют, что решит Господин Великий Майдан.